Юрист.Экономист. Инженер. Штирлиц. Зануда.
читать дальше
Итог информационной войны, о которой сейчас говорят на всех углах, не только в грохоте разнонаправленного шума, но во внезапном исчезновении точки опоры. Попросту это называется — мы не знаем кому верить и не можем выбрать, с кем мы. Нет ощущения, что твоя страна поступила правильно, и нет ощущения, что она во всем не права. Кроме слов «х…й войне» на ум не приходит ничего, но эти слова ничего и не дают — война уже случилась. А главное, у меня нет ощущения, что все закончилось.
В 1970-х, чтобы узнать, что происходит в мире, нужно было пробиться сквозь глушилки и послушать «вражеские голоса». Был один источник информации, и в ситуации тотального государственного вранья ему верили, как веришь товарищу. В 90-х таких точек опоры было несколько, но главное, «гласность» позволяла ощущать себя частью какого-то голосового поля — условного НТВ или условного ОРТ, и можно было выбрать себе союзников. В 2008-м голосов стало так много, что они начали заглушать друг друга. Пропагандистские интернет-дневники мешают верить настоящим. Западные телестанции по риторике сближаются с телестанциями российскими. Отдельные убедительные свидетельства не складываются в картину, становясь звеньями несуществующей цепи. В мире, полном разнообразных голосовых потоков, криков и шепотов, ноты не складываются в мелодию. То ли ноты фальшивы, то ли в оркестровую яму набилось слишком много дикого народа. В мире изощренных технологий у меня нет союзников, с которыми хочется объединяться. Сидя в 2008 году у компьютера, я понимаю о войне столько же, сколько понимал бы в 1914-м, прочитав в газете «Московские ведомости» о выстреле в Сараево.
Если у этого «исторического одиночества» в отсутствии любых ориентиров и есть выход, то он — в разговоре с друзьями. Одно я знаю наверняка — Караман продолжает строить дом в грузинских горах для русских художников.
Текст Филипп Дзядко.
Иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures
Большой город. Опубликовано в № 18 (212)
Итог информационной войны, о которой сейчас говорят на всех углах, не только в грохоте разнонаправленного шума, но во внезапном исчезновении точки опоры. Попросту это называется — мы не знаем кому верить и не можем выбрать, с кем мы. Нет ощущения, что твоя страна поступила правильно, и нет ощущения, что она во всем не права. Кроме слов «х…й войне» на ум не приходит ничего, но эти слова ничего и не дают — война уже случилась. А главное, у меня нет ощущения, что все закончилось.
В 1970-х, чтобы узнать, что происходит в мире, нужно было пробиться сквозь глушилки и послушать «вражеские голоса». Был один источник информации, и в ситуации тотального государственного вранья ему верили, как веришь товарищу. В 90-х таких точек опоры было несколько, но главное, «гласность» позволяла ощущать себя частью какого-то голосового поля — условного НТВ или условного ОРТ, и можно было выбрать себе союзников. В 2008-м голосов стало так много, что они начали заглушать друг друга. Пропагандистские интернет-дневники мешают верить настоящим. Западные телестанции по риторике сближаются с телестанциями российскими. Отдельные убедительные свидетельства не складываются в картину, становясь звеньями несуществующей цепи. В мире, полном разнообразных голосовых потоков, криков и шепотов, ноты не складываются в мелодию. То ли ноты фальшивы, то ли в оркестровую яму набилось слишком много дикого народа. В мире изощренных технологий у меня нет союзников, с которыми хочется объединяться. Сидя в 2008 году у компьютера, я понимаю о войне столько же, сколько понимал бы в 1914-м, прочитав в газете «Московские ведомости» о выстреле в Сараево.
Если у этого «исторического одиночества» в отсутствии любых ориентиров и есть выход, то он — в разговоре с друзьями. Одно я знаю наверняка — Караман продолжает строить дом в грузинских горах для русских художников.
Текст Филипп Дзядко.
Иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures
Большой город. Опубликовано в № 18 (212)
-
-
01.09.2008 в 14:07